Рявкнул хозяин —
и словно бич
щелкнул в ночном кабаре:
Эй, негритос!
Ты забыл об игре!
Где этот черный сыч?
Музыку, музыку!
До, ре!
Музыку, черный колдун!
И бьет барабан,
как дождь во дворе:
Дум!.. Дум!..
Дум!.. Дум!..
Бей, барабан,
наяривай, жарь!
Тело с телом слилось.
В танце она —
как в огне янтарь.
Пляшет пожар волос.
В ее очах
качается мгла.
Тает мед на устах —
и губы партнера
впились, как пчела,
в них поцелуем — ах!
Нет для нее
ни забот, ни дум.
Всю себя отдала.
В сердце пляшут колокола:
Дум… Дум…
Дум… Дум…
Музыка!
Выпит бокал
залпом —
хмель завладел
залом.
Плечи — в руках
твердых.
Пляшет огонь
в бедрах.
Полунагая,
изнемогая,
рвет ожерелье,
жемчуг срывая
— Душно! —
по платью катятся бусы.
Их незаметно сгреб черноусый,
прячет в карманы…
Дум… Дум…
Пляшет в ушах
упоительный шум.
Музыка!
Трутень в меду… Дум… Дум…
Ноздри раздул… Дум… Дум…
Даже — от жадности — ноздри дрожат.
Жарок
жасминный ее аромат.
Вся она — счастье, сиянье, любовь!
Что ж ты наделала, музыка!
Музыка, музыка — рана и боль.
Музыка…
Юность и нежность —
добыча рвача…
Никнет она,
каблучками стуча…
Так, умирая,
трепещет свеча.
Музыка!
Музыка — вихрями горького ветра.
И барабанщик щурит глаза…
Что ты дрожишь на реснице,
слеза
старого негра?
Кристалл-слеза!
И зал заблистал,
как россыпь огней,
сквозь слезу — кристалл.
И качка огней —
страшней, тошней.
И пятна теней — длинней, длинней.
И каждое тело
вдруг расплылось,
и рожи поехали
вкривь и вкось,
И хохот адский,
и блеск вина.
Кроваво-алый
бокал до дна!
Как будто гуляет
сам сатана!
Музыка!
Давай, барабанщик,
наяривай, жарь!
Быстрее, быстрее,
черная тварь!
Разорвано платье,
и страсть сама
сцепила объятья,
сошла с ума.
Быстрее, быстрее!
Восемь рук —
вокруг барабана!
И сердца стук —
быстрее, быстрее! —
и сердце вдруг —
как будто в тисках.
Холодный пот
дрожит на висках
и градом льет.
Неужто жизнь догорает?
А он играет, играет!
И все закружил
багровый свет,
как раскаленный самум.
Есть огненный смерч,
а выхода нет.
Дум — дум — дум — дум!
Музыка!
Но все же страшней
ледяные недра
зимнего города.
Голодом ранено
горло негра.
О муки голода!
И память
чрево ему раздирает.
И он играет,
играет,
играет.
О сердца стук! барабана стон! —
единый звук! нарастает он!
Грохочет пульс,
потрясая зал.
Загнал он сердце,
Загнал, загнал!
Сбивается пульс,
замирает…
А он играет, играет…
И вспыхнула боль,
как белый взрыв,
как вопль
каждого нерва.
Застыл он,
палочки уронив —
и рухнуло
тело негра.
Оборван грохот.
Жуткая тишь.
И лишь хозяина клич:
«Эй, черномазый!
Ты что молчишь?
Где этот черный сыч?
Музыку!
Завтра же вышвырну вон!
Что это?
Рот открой!
Что это липкое?
Из него
льется и льется кровь…»
В немой барабан
забила беда.
Как гром,
потрясает смерть…
«Простите, дамы и господа!
Не на что тут смотреть
Танцуем снова!
У нас под рукой —
другой барабан,
барабанщик другой!
А негр —
не испортит праздника нам!
Начнем веселиться вновь!
Накроем тело.
Нальем вина —
выпьем —
и смоем кровь!»